Историко-философские и терминологические проблемы, связанные с релятивизмом и фундаментализмом

Аннотация. В статье рассматриваются некоторые современные дискуссии о статусе релятивизма и фундаментализма. Ставится вопрос, являются ли эти направления новым этапом сравнительной философии или она может претендовать на статус самостоятельного направления. Исследуются предпосылки возникновения релятивизма и фундаментализма, проблема философии и ориентализма, в целом и общем. Автор приходит к выводу, что хотя предмет релятивизма и фундаментализма пересекается с проблематикой сравнительной философии, однако именно первые могут стать философией будущего.


Ключевые слова: сравнительная философия, релятивизм, фундаментализм, цель философии, проблемы философии, современная философия, вопросы религии.

По-прежнему ли главная цель философии в том, чтобы найти первоначала и причины, лежащие в основании всего и позволяющие познавать все остальное? Или же философия сосредоточилась на том удивлении, в котором мы теряем почву под ногами, чтобы затем начать философствовать? Как соединяются два этих философских стремления: можем ли мы говорить о борьбе или о взаимодополнении? 
Предлагаю рассмотреть совокупность концептуальных, историко-философских и терминологических проблем, связанных с релятивизмом и фундаментализмом. Что значит быть «фундаментальным»? Что значит настаивать на относительности? Что означали эти термины на протяжении истории философии? Часто используемые в философской полемике, они все чаще кроме прямого смысла прирастают и оценочными коннотациями — значит ли это, что они выражают некое существенное философское расхождение?
Осознание социального характера познания лишает науки онтологической уверенности и заставляет современных исследователей обратиться к дилемме релятивизма и фундаментализма, или догматизма. Как следствие, разрабатываются новые модели действительности, в которых знание не всегда может претендовать на «соответствие реальности», а связь между изучаемыми явлениями (как и между ними и сознанием исследователя) становится фундаментально индетерминистичной. Это, в свою очередь, приводит к необходимости пересмотреть концепты «релятивизм» и «фундаментализм». Подобные тенденции развивались в социологии знания и социологии повседневности, социальной философии и социальной истории, сфере science and technology studies (STS) и других проектах. 
Эпистемология под ударами скептицизма и релятивизма колеблется между множественностью обоснованных и популярных экстерналистских программ и потерявших былую убедительность интерналистских. Последние понимаются как догматические, фундаменталистские или даже метафизические, однако они сохраняют свою образцовость и притягательность в силу их потенциальной эвристической силы. Таково еще одно из актуальных полей столкновения релятивизма и фундаментализма, которому будет посвящена отдельная секция конференции.
В современной философии религии вопрос фундаментализма/релятивизма может рассматриваться как своего рода маркер, определяющий различие континентальной и аналитической традиций. Если современный континентальный проект можно представить, как ряд ослабляющих стратегий в мышлении о Боге, аналитическая философия религии стремится к рациональному обоснованию базовых религиозных положений.
«Фундаментализм» в феноменологии, как минимум терминологически, связан с именем Хайдеггера: начиная с понятия «фундаментальной онтологии» и до разработки идеи «безосновности», на которой только и может основываться мышление. Подобную проблему мы находим и у Гуссерля, который в «Кризисе» проясняет, как можно понимать универсальную рациональность: фундаментальна ли она, является ли она догмой; произвольна ли она или производна из чего-то иного, вторична по отношению к «жизненному миру» или коррелятивна. 
Есть заблуждение, что философия — оторванная от реальности наука. Адам Фернер, преподаватель Королевского института философии в Лондоне, легко развеивает его. В книге он поднимает глобальные моральные вопросы, с которыми сталкивается каждый человек. Зачем мы вступаем в брак и уверены ли, что знаем, что это такое? Если утверждаем, что любим животных, обязаны ли становиться вегетарианцами? Верить ли ученым, которые говорят о глобальном потеплении и нагнетают страх? Фернер предлагает забыть о «традиционных» ответах и посмотреть на вещи с новой стороны.
Иногда нам приходится вступать в споры. Принято считать, что здесь, как в соревновательных видах спорта, можно выиграть или проиграть. Поэтому мы включаемся в битву умов, приводим убийственные аргументы, видим фатальные ошибки в позициях оппонентов. Кажется, что победа — это главное. Но всё не совсем так просто. В турнире или дебатах — да. А в обычной перепалке?
Пример. Представьте ситуацию: коллега из бухгалтерии постоянно берет ваши ручки — вот негодяй! Вы говорите, что вас это раздражает. Он в своей обычной манере отвечает, что ручки — небольшая плата за лучшее место в офисе (а оно и правда у вас). «Вот что бесит, — говорит он. — До кулера-то рукой подать. И вентилятор есть. И печенье». Можете объяснить, что место досталось вам случайно, а воровство — это плохо, и формально выиграть спор. Но при этом не решить проблему. Скорее всего, коллега продолжит брать ручки и ненавидеть целый свет. Представьте, что вы не пытаетесь выиграть, а пробуете признать истинность позиции другого человека и подправить собственную. Вдруг вы достигнете компромисса? Может быть, стоит передвинуть кулер? Или даже купить больше печенья? Споры можно использовать для того, чтобы решать проблемы.
Если считать спор способом решения проблем и исследования идей, все останутся в выигрыше.
Когда вы станете свидетелем (или участником) спора, подумайте, кто выигрывает, а кто проигрывает. Кто пытается победить? Не окажется ли разговор более продуктивным, если участники перестанут подсчитывать очки и попробуют сотрудничать?
Считается, что творческие способности даются от природы. Философ Платон объяснял творчество божественным вмешательством. Сегодня мы склонны думать, что некоторые люди обладают генетической предрасположенностью к творчеству. Например, Уильяму Шекспиру с рождения было суждено стать гением театра. А если все не так?
Британская писательница Вирджиния Вулф приводит в пример Джудит — воображаемую сестру Шекспира. Пока Уильям учится в школе, на Джудит сваливают все домашние дела, поэтому ее способность творить ограничена, хотя сестра так же отважна, так же одарена богатым воображением, так же желает увидеть мир, как и он. Современные художники, авторы книг, психологи ободряют: креатив в себе можно развить. И даже делятся простыми упражнениями.
Стоит попробовать. А еще осмыслить способы улучшения материальных условий всех потенциальных писателей.
Мы знаем, что предательство — это плохо и что оно бывает разным. Можно предать партнера, завязав отношения с другим человеком. Можно предать страну, выдав ее секреты. Можно предать себя, поступая не по тем принципам, которых хотелось придерживаться. Последствия бывают серьезными. Тот, кто предал партнера, подвергает опасности отношения. А еще рискует будущим: где гарантия, что тот, кто изменил, не сделает этого снова? Можно потерять статус надежного человека. Предательство становится показателем слабости и непостоянства. Поэтому общество транслирует идею, что верность — это безусловная добродетель.
Представьте ситуацию: женщина по имени Акосуа усердно работала и получила повышение. Возможно, ей чуть-чуть помог один из партнеров фирмы, старый добрый Джон. Однажды Акосуа выяснила, что Джон оплачивает свои роскошные ужины с корпоративного счета. Это неправильно, и она это знает. Нужно ли рассказать начальству? Джоны нашего мира обычно полагаются на чувство верности, чтобы заставить других молчать. Будет ли неправильным предать его в такой ситуации?
Верность может препятствовать справедливости.
Это сдерживающая сила, которая побуждает не ставить под сомнение определенные вещи (вспомните немецких солдат, которые были слепо верны Третьему рейху). Последствия верности могут быть как положительными, так и отрицательными. Интересно, что о предательстве можно сказать то же самое. Поэтому если верность — добродетель, вполне вероятно, что и неверность тоже.
Суть философии не в том, чтобы получать ответы, — она в том, чтобы поднимать вопросы и задумываться глубже и по-другому. Постоянно сомневаться в своем мнении и проверять другие идеи.