«ЦВЕТНЫЕ РЕВОЛЮЦИИ» КАК ФОРМА БОРЬБЫ ЗА ВЛАСТЬ НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ

«Цветные революции» по своему характеру стали новой формой борьбы за власть в постсоветских странах. Механизмы их проведения были отработаны западными спецслужбами при осуществлении «бархатных революций» в социалистических странах Центральной и Восточной Европы в 80-90-х годах ХХ в. Бархатные революции в странах этого региона прошли почти синхронно и были проведены по одному сценарию, что говорило и об одинаковых предпосылках данных революций [10, с. 22].
У «бархатных» и «цветных революций» есть общие черты. В первую очередь, в ходе событий, которые происходят, минимально используется насилие как инструмент смены власти. Также, все названные революции опирались на призывы к демократизации общества и лишению влияния России (СССР). Фактически же, «цветные революции» являют собой объективно отличающееся от «бархатных» явление. Главное их расхождение заключается, в первую очередь, в тех конечных результатах, которые ими достигаются. Так, «бархатные революции» в восточноевропейских государствах реализовывались в соответствии с классическими целевыми революционными установками, главной из которых является не только изменение правящего режима, но и комплексное, глубинное изменение модели государственного и социального развития.
Для определения «цветных революций» в литературе также часто используются термины «избирательная революция» или «модульная революция». Оба понятия указывают на то, что целью массовых акций была борьба против фальсификации выборов, а также на то, что протестующие реализовывали практические действия («модули»), разработанные в других посткоммунистических странах региона. 
Так, исследователями была конкретизирована концепция, объясняющая механизм распространения нового метода свержения диктаторской власти с помощью выборов. Применение данной технологии в одной стране, приводит к ее серийному появлению и в ряде других посткоммунистических стран. 
В посткоммунистических странах (за исключением некоторых из них) постепенно складывалась самодостаточная, со значительными ресурсами, неототалитарная по своей сущности, и, в то же время, отчужденная от большинства общества, мутантная система власти. Многим постсоветским странам в настоящее время свойственен не просто беспрецедентных масштабов подкуп государственных чиновников, а превращение коррупции в норму общественно-политического существования. Фактически, власть здесь является универсальным товаром, который в зависимости от спроса и предложений имеет ту или иную стоимость. Однако торги за большую или меньшую часть власти монопольно ведут могущественные криминально-номенклатурно-корпоративные кланы [3].
Среди признаков неототалитаризма самыми существенными являются следующие: захват госсобственности номенклатурно-криминальными структурами под видом приватизации; авторитарные тенденции в политике, перерождение от выборов к фарсу; монополизация СМИ в руках олигархов; невыплата зарплат; пытки в правоохранительной системе; тотальная коррумпированность политической и общественной жизни; фактическое отсутствие судейской власти; контроль над личностью с помощью новых информационных политтехнологий и технических средств; маргинализация общества в результате развала производства; кризис идеологии, культуры, веры [14, с. 228].
Складывается такое положение, при котором население не видит для себя перспектив в условиях действующего режима, и все больше людей начинают осознавать невозможность политической карьеры без его изменения [4, с. 29]. 
В современных процессах у участников протестных акций преобладает мотивация, исходящая из неверия в то, что правящие силы вообще способны организовать честные выборы [1, с. 23].
Важнейшим фактором протеста является мобилизация оппозицией своих сторонников. Но одновременно это и типичная задача, которая решается в избирательных технологиях, когда необходимо создать у избирателя ощущение важности его голоса, чтобы заставить его выйти на выборы.
Кроме того, в неототалитарных постсоветских государствах сформировались условия для успеха революционных изменений, поскольку, чем более неравномерно распределены общественно значимые ресурсы относительно наиболее способных к политической мобилизации акторов, тем выше потенциал конфликта.
Классические революции влекут за собой более масштабную и радикальную форму политических, экономических и социальных изменений. В то же время, в постсоветских государствах явно просматривается исключительно ротация элит, то есть происходит передел власти и собственности внутри определенной общественной формации. При этом в данном процессе необходимо выделить такую особенность, как противопоставление правящей элите политических групп, которые раньше так или иначе сами нередко входили в ее состав. Противостояние политических группировок, ориентированных на Россию, или, наоборот, на Запад, переносится в формат общественного конфликта, но не имеет под собой идеологического столкновения, свойственного традиционным революционным процессам, в том числе и «бархатным революциям» [11, с. 186].
Следует отметить, что «цветные революции» не изменили природу общественного и государственного строя, но там, где они имели определенный успех, они изменили некоторые элементы этого строя, в других странах – частично демократизировали его [15, с. 169]. Если составить классификацию революций по типу элит, которые приходят в их результате, и по типу изменения социального строя, то окажется, что при традиционном типе революции к власти приходит новая элита и изменяется социальный строй, при «бархатной революции», изменяется социальный строй и происходит ротация элит, а во время «цветных революций» происходит круговорот элит и не изменяется социальный строй. 
Как показывает практика, свергнутые элиты не всегда окончательно покидают политическое поле в своих странах, но и продолжают активно бороться за возвращение к власти. Более того, происходят расколы в новой правящей элите, разворачивается новый виток политической борьбы.
В одних странах эти революции свергли прежних президентов и правительства, привели к изменению форм правления, в других – повлияли на политические режимы или на социальные преобразования правительства, в-третьих – привели к внесению поправок к конституциям, в-четвертых – к принятию новых конституций. Вместе с тем, все рассматриваемые страны имели нечто принципиально общее. Это были государства невысокого уровня развития (упадка в развитии) с авторитарными и полуавторитарными режимами. Главным общим социальным фактором было недовольство населения установленными властью порядками, которое достигло критической степени. 
Таким образом, события, происходившие в Сербии, Грузии и Украине, не предусматривали в качестве своих результатов изменение общественного строя, а обновление элит носило ограниченный характер: власть переходила от одного элитного клана, который занимал в системе власти доминирующее, почти монопольное положение, к коалиции, которая представляла другие сегменты элиты. 
Государственный строй, вследствие таких событий, претерпевал лишь незначительные изменения. При этом объективно прослеживается фактор внешней «управляемости» революционного процесса, которая выстраивается на основе масштабного применения политтехнологий.