Искусство – это центр притяжения. Самым, возможно, верным и самым актуальным является определение искусства, которое гласит что искусство – это один из способов познания мира. Относительно этого, мы можем оглянуться на всю историю человечества и понять, какое в принципе было искусство и когда, а также чем оно отличается.  Искусство античности и искусство современности – это не одно и тоже. Они разные. А почему? Потому что искусство всегда социально и его нельзя оторвать от строя, в котором мы живем.  
Первобытное искусство, то, откуда вообще растут ноги у человечества. Оно – это переходный этап к новому сознанию. Когда человек изобретает игры, обряды, традиции – это первые направления в искусстве. И именно отсюда, от познания мира идет начало. Поэтому первобытное искусство так многогранно. Нельзя сказать, что конкретно является искусством в первобытном мире. От статуэток и наскальных рисунков до игр и первых ритуалов – это все в какой-то степени часть искусства. Это изменение сознания. Поэтому первобытное искусство – это первый шаг к тому, что мы имеем сейчас. 
Дальше можно вспомнить Античность. Вообще в Античности так или иначе искусство является отображением веры. Веры в культ человека, веры в материальные ценности, в религию. Это опять же изображения социума. И это мы видим на протяжении всех остальных ступеней. Например, средние века. Тотальное отождествление искусства и религии. То есть все, что делается для искусства – это объясняет религию. Больше искусства никакого не было. Фактически идет отказ от культа личности, от культа тела. В эти века искусство немножко закатывается, потому что оно начинает быть лишь инструментом, интерпретацией религии. 
Дальше у нас Возрождение. Появляются какие-то более прогрессивные методы изучения мира кроме религии. То есть появляются еще другие познания мира, то есть соответственно, искусство встает на дыбы и начинает говорит о чем-то другом помимо Христа. Во время Возрождения искусство становится максимально светским, оно становится парадным. Вспомните огромное количество портретов известных личностей, собачек известных личностей – это максимально светское искусство. Конечно, никто не говорит, что религия перестала влиять. Конечно же нет. Взять Ватикан, который постоянно спонсировал художников и тем самым получал красивые, потрясающе расписанные капеллы. Но даже эти капеллы они расписаны парадно. Это не аскеза, это именно помпа. То есть все, красота. Здесь Веласкес с его портретом папы римского. Эти цвета, эта сочная палитра, но при этом психология остается главной, не смотря на всю эту светскость. Потому что художники не чужды бунта. 
Ну и соответственно в Возрождении мы видим, что уже появляется какой-то отход от религии, искусство становится отдельным инструментом познания мира. 
И мы плавно перешли к современности. Допустим с конца 19 века. Происходит смерть традиционного искусства, то есть все умирает. И тут можно задаться вопросом «почему в современности все поменялось?». На самом деле здесь мы можем вспомнить, во-первых, исторические события: войны, революции, промышленные революции и так далее. То есть когда расширяется сознание у среднего обывателя. И если сравнить обывателя начала 20 века и начала 18 века – это будут совершенно разные люди. Они совершенно по-разному воспринимают мир. Поэтому и искусство совершенно разное. И искусству, художнику, нужно выйти за рамки, за границы. Здесь мы имеем, например, импрессионистов, по началу, потом имеем Марселя Дюшана с его вообще выходом из плоскости, выходом из традиции, ну и соответственно периодом, когда обозначается смерть традиционного искусства. И это на самом деле очень круто, потому что был заложен фундамент вывода искусства из музеев и галерей. Это первый этап освобождения художника как личности. То есть в современности мы имеем не просто смерть традиции искусства прошлого, а мы имеем искусство как интерпретацию личного опыта. То есть это не просто интерпретация какого-то там дяденьки, который заказал вам картину, не интерпретация Папы Римского и какого-либо политика. Это личная интерпретация искусства, которое основано на личности художника. 
Свобода.
А свободный ли вы человек? На самом деле мы все несвободы. Мы знаем, чем все начинается и чем заканчивается. И уже этот факт должен настораживать наши мысли и чувства.  
Как не странно, когда ты начинаешь задавать себе вопрос – «в какой степени ты свободен?», то естественно возвращаешь свое сознание к тому, чем ты занимаешься, и в какой степени ты свободен в этом деле. И здесь получается так, что существует много степеней свободы.
Я думаю, что здесь можно смотреть конкретно на личности и конкретно на ситуации. Потому что это может быть свобода от, но это считается самым первостепенным уровнем свободы. То есть когда вы бунтуете. И второй уровень свободы – это во имя чего-то. И третий, в принципе, свобода для того, чтобы быть свободным, чтобы творить, при этом не обязательно ради результата. Нам нужен сам факт свободы. Именно с точки зрения искусства, то есть как художник может быть свободен, и кто есть художник. 
До определенного момента свобода была в рамках общественности, художник был в рамках заказчика. И во многом свобода для художников, скажем, до импрессионистов, так как импрессионисты самые яркие представители, которые рисовали так, как видели и хотели, не взирая на мнения. И вот до них, как могли бунтовать художники? Совершенно разными методами, но зависимость художника от мецената, от его клиента была напрямую, потому что искусство было ближе к ремеслу, чем к тому пониманию искусства, которое мы имеем сейчас. Так или иначе, все, что делал художник было не первостепенно из него. Заказали капеллу – расписал, закали портрет – написал, другое дело, как написал. Он может привнести что-то свое. Вот, например, есть интересная история про Рембрандта. Он очень любил обезьян и у него даже была ручная обезьянка. И в какой-то момент обезьянка умерла, это уже было после смерти его жены, и какая-то светская пара заказала ему парадный портрет. И вот он вписал в угол этого портрета свою любимую обезьянку, чтобы оставить свой след, чтобы помнили про обезьянку. И, конечно же, пара негодовала, не приняла и попросила закрасить этот ужас. И что же сделал Рембрандт? Он взбунтовался и оставил портрет у себя. 
И что мы имеем после импрессионистов, после революции от искусства? Искусство мало того, что выходит из музеев и галерей, оно становится более обширным. Можно проследит это на примере трех гениев: первый – Клод Моне. Который отрекается от классического восприятия искусства, отходит от классического пейзажа, портрета и пишет через призму своего представления. То есть он пишет свои эмоции, свои ощущения. Можно вспомнить, что у него было не очень хорошо со зрением, то есть присутствовала некоторая аномалия, из-за чего ультрафиолетовые лучи по-другому проходили через сетчатку глаза и он реально видел мир немножко иначе, чем мы с вами. И фактически он действительно усиливал свое восприятие вот этого дефекта. И здесь мы имеем визуальный бунт. То есть человек уже начинает идти против традиции визуальной. 
Дальше можем вспомнить, например, Пикассо. То есть это бунтарь уже на протяжении всего времени. Он каждой своей новой техникой делал вызов общественности. Его знаменитая картина «Герника» - интерпретация личного опыта на социальное событие. То есть событие по-прежнему социальное, все про него знают, это можно соотнести с какой-то масштабной картиной, но «Герника» - это именно личностное восприятие данного события. То есть здесь мы видим именно художника, не просто там трупы лежащие, или какую-то женщину на амбразуре, а художника внутри картины. Это, ну скажем так, второй слой революции, второй слой бунта. 
И третьим вспомним Дали. Его все точно знают, и все знают, что Дали был самым главным поклонником психоанализа. И здесь мы уже видим интерпретацию личного внутреннего опыта. То есть когда художник вообще выворачивает наизнанку полностью себя и начинает это исследовать. Здесь можно вспомнить про всех, наверно, художников 20-го столетия. Не важно, чем они занимались: были ли они живописцами, или там перфомерами. Даже тот же самый Фрэнсис Бэкон показывал опыт чувственной плоти, отказываясь от духовного восприятия, которому выступали минималисты, абстракционисты и так далее. Это тоже личная свобода. То есть, грубо говоря, что лет назад мы пришли к тому, что мы стали свободными как художники, и мы можем говорить, что нам вообще угодно. А вот что нам с этой свободной делать – это уже следующий вопрос. То есть, для чего эта свобода? Как мы уже выяснили, есть свобода от и свобода против, свобода во имя и свобода в принципе вне обстоятельств. И давайте посмотрим на два направления: как вызов традициям и как вызов обществу. В принципе те же самые материя, только немножко на других примерах. Например, возвращаясь к бунту против традиций, вспоминаем Марселя Дюшана, который выводит искусство из двухмерного пространства. И если проследить за всем, чем он занимался, то можно проследить то, что он экспериментировал сначала с живописью, были даже какие-то попытки интерпретации временного пространства, то, что в последствии стало близко к кубистам. Говоря, что Дюшан не был знаком тогда с кубизмом, когда писал свои работы. То есть фактически он сам изобретает эту историю. Конечно, это первый эксперимент, и он понимает, что этого мало. Салоны говорят, что это всего лишь повторение, в этом нет ничего интересного и это никому не нужно. И тогда он решает возвести свою свободу в крайнюю степень и изобретает реди-мейд. При этом, все работы Дюшана известны, потому что их было очень мало, а потом он замолчал. И там уже не важно, что говорили «молчание Дюшана переоценено», потому что в данном случае его молчание было его личной свободной: он захотел - он замолчал. При этом он не переживал, что про него забудут, перестанут с ним считаться, все его последователи до последнего дня его жизни постоянно думали о том, что же скажет Дюшан. А единственное, что он мог сказать: это все я уже сделал, просто повторяете то, что делал я. 
Вы представляете себе, что такое Фрэнсис Бэкон, это далеко не девичья живопись, она достаточно уродлива и страшна. Важно, что он осмысляет плоцкое восприятие действительности, то есть человека, как он себя воспринимает, как мы видим себя из себя. И все его исследования, это такой базис, но это, тем ни менее, живопись – это пространство плоскости, художник в классическом восприятии этого слова. Однако его последователи, перфермеры, которые исследовали пространство, обряды через себя. Это возвращение к первобытному искусству, в какой-то степени, это переосмысление личного опыта. И здесь можно провести параллель о том, что в самом начале, когда были первобытные люди, весь опыт был личным. 
Это о свободе, как вызов традиции. Сейчас, например, все перфомансы, какие бы они не были, они уже являются пересказом. Пересказом вызова 20-го века. Сейчас быть свободным гораздо проще. Мы можем оказаться в любом месте, можем познакомится с любыми людьми, наша свобода сейчас намного шире и из-за этого бросить вызов традициям или бросить вызов вообще, чему бы то ни было, намного сложнее. И здесь мы приходим к тому, что сейчас у нас так много возможностей, что мы не знаем, что с этим делать. А нужна ли она нам настолько, насколько мы стремимся ее достичь?