1. Значения слова «счастье»:
1.1 Два чувства «счастья»:
Что такое счастье? Этот вопрос не имеет прямого ответа, потому что смысл самого вопроса неясен. Возможно, человек хочет знать, что означа-ет слово «счастье». В этом случае этот запрос является лингвистическим. Скорее всего, у человека было что-то более интересное: возможно, он  хо-тел  знать о вещи, счастье, о себе. Это удовольствие, жизнь процветания, что-то еще? Но нет возможности ответить на этот вопрос, пока не будет понятия о том, что подразумевается  под словом.
Философы, которые пишут о «счастье», обычно берут свой предмет как одну из двух вещей, каждая из которых соответствует другому смыслу термина:
1. Состояние ума.
2. Жизнь, которая хорошо подходит для человека, ведущего его.
В первом случае наша забота - это просто психологический вопрос. По-добно тому, как запрос об удовольствии или депрессии в основном касает-ся вопросов психологии, расспросы о счастье в этом смысле - называть его (долгосрочным) «психологическим чувством» - в основном исследование определенных психических состояний. Каково это состояние ума, которое мы называем счастьем? Типичные ответы на этот вопрос включают удов-летворение жизни, удовольствие или положительное эмоциональное со-стояние.
Во втором случае наш предмет - это своего рода ценность, а именно то, что сегодня философы склонны называть пруденциальной ценностью, или, чаще, благополучием, благосостоянием, полезностью или процветанием. В этом смысле термин - это «чувство благополучия» - счастье относится к жизни благополучия или процветания: жизни, которая подходит для нас.
Важно отметить, что приписывание счастья в смысле благополучия заклю-чается в том, чтобы сделать оценочное суждение: а именно, что у человека есть то, что оно приносит человеку. Если вы и я и имеем разные ценности, то мы можем отличить, какие жизни мы считаем счастливыми.
Теории благополучия и, следовательно, «счастья» в смысле благополучия - входят в три основных вкуса, согласно самой известной таксономии (Парф. 1984): гедонизм, теории желаний и теории объективных списков. В то время как гедонисты определяют благополучие грубо с опытом удо-вольствия, теоретики желаний приравнивают его к удовлетворению своих желаний - фактически получают то, что вы хотите, или просто испытывае-те определенные переживания. И теории гедонизма и желания в каком-то смысле являются субъективистами, поскольку они основаны на благопо-лучии в субъективных состояниях индивида. Теоретики объективного спи-ска, напротив, думают, что некоторые вещи приносят пользу нам незави-симо от наших установок или чувств: существуют объективные пруденци-альные товары. Аристотелисты - самый известный пример: они принимают благополучие (эудаймония), чтобы состоять в жизни добродетельной дея-тельности - или в более широком смысле - в выполнении наших человече-ских способностей. 
2. Теории счастья
2.1. Главные кандидаты
Философы чаще всего выделяли два свидетельства счастья: гедонизм и теорию удовлетворения жизни. Разница в том, что гедонист о счастье не должен принимать более сильную доктрину гедонизма благополучия; это ясно проявляется в аргументах против классической утилитарной ориента-ции на счастье как на цель социального выбора. Такие аргументы, как пра-вило, позволяют с радостью идентифицировать счастье, но бросают вызов идее, что это должно быть нашей главной или единственной заботой, а часто и мысль о том, что счастье - это все, что нужно для благополучия.
Теории удовлетворенности жизнью определяют счастье с благоприятным отношением к своей жизни в целом. Эта базовая схема может быть запол-нена различными способами, но обычно включает в себя какое-то глобаль-ное суждение: подтверждение или подтверждение жизни в целом. Это ре-шение может быть более или менее явным и может включать или сопро-вождать некоторые формы аффекта. Он может также включать или сопро-вождать некоторые совокупности суждений о конкретных предметах или доменах в течение своей жизни. 
Третья теория, состояние эмоционального состояния, отходит от гедониз-ма по-другому: вместо того, чтобы идентифицировать счастье с приятным опытом, оно идентифицирует счастье с эмоциональным состоянием агента в целом. Это включает в себя неспециальные аспекты эмоций и настроений (или, возможно, просто настроение), и исключает радости, которые напря-мую не затрагивают эмоциональное состояние человека. Это может также включать склонность человека испытывать различные настроения, кото-рые могут меняться со временем. Счастье на таком взгляде более прямо противоположно депрессии или тревоге - широкому психологическому со-стоянию, тогда как гедонистическое счастье просто противоположно не-приятностям.
Четвертое семейство взглядов, гибридных теорий, пытается разобраться в человеческой разнообразной интуиции о счастье: идентифицировать сча-стье как с удовлетворенностью жизнью, так и с удовольствием или эмо-циональным состоянием, возможно, наряду с другими состояниями, таки-ми как удовлетворенность домена. Наиболее очевидным кандидатом здесь является субъективное благополучие, которое обычно определяется как составное удовлетворение жизни, удовлетворенность домена и положи-тельный и отрицательный аффект.  Главным притязанием гибридных тео-рий является их инклюзивность: все компоненты субъективного благопо-лучия кажутся важными, и, вероятно, нет компонента субъективного бла-гополучия, который иногда не включается в «счастье» в обычном исполь-зовании.
2.2 Обоснование теории
Как определить, какая теория правильная? Традиционные философские методы концептуального или лингвистического анализа могут дать нам некоторые рекомендации, свидетельствующие о том, что некоторые учет-ные записи лучше подходят к обычной концепции счастья. Таким образом, утверждалось, что гедонизм ложен для концепции счастья, как мы его зна-ем; интуиции, предпринятые для поддержки гедонизма, указывают на эмо-циональное состояние. И некоторые утверждают, что удовлетворенность жизнью совместима с глубоко негативными эмоциональными состояния-ми, такими как депрессия - страдающий художник может не ценить эмо-циональные вопросы много и искренне подтвердить свою жизнь. Тем не менее, может показаться нелогичным считать такого человека счастливым. В то же время люди иногда используют «счастье» для обозначения состоя-ний удовлетворенности жизнью: теории удовлетворенности жизнью ка-жутся верными некоторым обычным применениям «счастья». Беда в том, что «счастье», по-видимому, является «концепцией дворняжки», посколь-ку Ned Block (1995) назвал концепцию сознания: обычное понятие - это что-то вроде беспорядка. 
3. Наука о счастье
3.1 Можно ли измерить счастье?
С взрывным повышением эмпирических исследований счастья главный вопрос заключается в том, насколько далеки и как, может быть, измеряется счастье. Кажется, что нет принципиального препятствия для идеи измере-ния, по крайней мере, грубого, как счастливы люди. Исследователи не мо-гут не наслаждаться точностью «гедониметра», когда-то предусмотренной Эджуортом, чтобы показать, насколько счастлив человек (Edgeworth 1881). В самом деле, такое устройство может быть невозможно даже в принципе, поскольку счастье может включать в себя множество измерений, которые не могут быть точно определены количественно или суммированы. Если это так, все же можно будет разработать приблизительные меры счастья или, по крайней мере, его различные аспекты. Точно так же депрессия не допускает точной количественной оценки в одном числе. В случае счастья, вполне вероятно, что даже текущие меры предоставляют информацию о том, как тревожны, веселы, довольны и т.д. Было обнаружено, что даже самые простые меры самоотчета, используемые в литературе, хорошо кор-релируют со многими интуитивно значимыми переменными, такими как отчеты друзей, улыбающиеся, физиологические меры, здоровье, долголе-тие и т.д. 
Меры счастья могут хорошо соотноситься с тем, как счастливы люди, тем самым сообщая, какие группы людей, как правило, счастливее, будучи со-вершенно неправыми в отношении абсолютных уровней счастья. Напри-мер, самодовольство счастья может правильно указывать на то, что безра-ботные гораздо менее счастливы, чем занятые. Но каждый из этих сообще-ний может быть ошибочным, скажем, если человек несчастен, но все же заявляет о своей радости или наоборот, пока безработные сообщают о бо-лее низком счастье, чем занятые. 
Из этих отражений возникают две морали. Во-первых, самоотчет мер сча-стья может быть надежным руководством к относительному счастью, хотя мало говорить о том, насколько счастливы, в абсолютном выражении, лю-ди. Мы можем знать, кто счастливее, то есть, но не действительно ли люди счастливы. Во-вторых, даже сравнение относительного счастья будет не-точным, если сопоставляемые группы систематически смещают свои отче-ты по-разному. Это беспокойство особенно остро стоит для межкультур-ных сравнений счастья, где разные нормы о счастье могут подорвать со-поставимость самоотчетов. Французы могут сообщать о более низком сча-стье, чем американцы, например, не потому, что их жизнь менее удовле-творительна или приятна, а потому, что они склонны оказывать менее по-зитивное влияние на вещи. По этой причине может быть полезно исполь-зовать инструменты, включая более узкие вопросы или физиологические меры, которые менее склонны к культурному смещению.
Дискуссия до сих пор предполагала, что люди могут ошибаться в отноше-нии того, насколько они счастливы. Это правдоподобно? Некоторые ут-верждают, что (искренне) самоотчетное счастье не может, даже в принци-пе, ошибаться. 
Идея о том, что искренние самопослания о счастье неисправимы, может быть только правильной, кажется, с учетом совершенно конкретной кон-цепции счастья - своего рода теории удовлетворения жизни счастья, на ко-торую люди считаются довольными своей жизнью, пока они расположены явно судить, что они довольны своей жизнью в целом. Также предполага-ется, что самообновление счастья на самом деле полностью основано на суждениях об удовлетворенности жизнью, подобных этим, то есть люди задают вопросы о «счастье» как о вопросах удовлетворения жизни. Учи-тывая эти предположения, мы можем правдоподобно заключить, что само-отношения о счастье неисправимы. Один вопрос заключается в том, явля-ется ли счастье, таким образом задуманным, очень важным. Иногда удов-летворение жизни связано с не только явными глобальными суждениями о удовлетворенности жизнью, но и человеческими ответами на конкретные вещи или домены, о которых они заботится. 
Подобным же образом обычная практика измерения счастья просто путем простого опроса людей о том, как «счастливы» они иногда защищаются на том основании, что это позволяет людям самим решать, что такое счастье. С другой стороны, рассуждения, по-видимому, предполагают, что самодо-верие к счастью использует взгляд на удовлетворение жизни счастья, и мысль о том, что вы удовлетворены («счастливы»), будет зависеть от того, что вас волнует. В качестве альтернативы, точка может быть буквально ос-тавить ее ответчику, чтобы решить, является ли «счастливым» гедониче-ское состояние, эмоциональное состояние, удовлетворенность жизнью или что-то еще. 
Чтобы измерить счастье посредством самоотчетов, тогда может быть ра-зумнее использовать другие термины, кроме «счастья» и его родственных терминов, значение которых относительно хорошо известно и фиксирова-но. Другими словами, исследователи должны заранее решить, что они хо-тят измерить - будь то удовлетворенность жизнью, гедоническое состоя-ние, эмоциональное состояние или что-то еще - и затем задавать вопросы, которые однозначно относятся к этим состояниям. 
3.2 Источники счастья
Последнее утверждение - о том, что материальное благополучие имеет от-носительно скромные последствия для счастья, в последнее время стало предметом острых дискуссий. В течение некоторого времени стандартная точка зрения среди субъективных исследователей благосостояния заклю-чалась в том, что за пределами низкого порога, где удовлетворяются ос-новные потребности, экономические выгоды лишь незначительно влияют на уровень счастья. Согласно известному «Парадоксалу Истерлина», на-пример, более богатые люди, как правило, более счастливы в странах, но более богатые нации немного счастливее, чем менее успешные коллеги, и - самый поразительно-экономический рост практически не влияет (Easterlin 1974) , Например, в США измеренное счастье не увеличилось значительно по меньшей мере с 1947 года, несмотря на значительное увеличение благо-состояния и доходов. Короче говоря, как только вы выходите из нищеты, абсолютные уровни богатства и дохода мало влияют на то, насколько сча-стливы люди.
В противоположность этим утверждениям некоторые авторы недавно ут-верждали, что абсолютный доход оказывает большое влияние на счастье во всем спектре доходов (например, Стивенсон и Вольферс 2008). Вопрос продолжает оставаться предметом большого обсуждения, но в 2010 году пара широкомасштабных исследований с использованием наборов данных Гэллапа, включая улучшенные показатели удовлетворенности жизнью и влияния, предполагает, что обе стороны могут быть частично правы (Kahneman and Deaton 2010; Diener, Ng et al., 2010). Обследование большо-го числа американцев в одном случае и то, что считается первой в мире репрезентативной выборкой человечества в другой, в этих исследованиях показало, что доход действительно существенно коррелирует (.44 в гло-бальной выборке), на всех уровнях, с жизнью удовлетворение - строго го-воря, мера «оценки жизни», которая просит респондентов оценить свою жизнь, не сказав, удовлетворены ли они. Тем не менее соотношение дохо-дов домашних хозяйств с мерами воздействия намного слабее: глобально, 0,17 для положительного аффекта, -.09 для негативного воздействия; и в Соединенных Штатах, по сути, ноль выше 75 000 долл. США (хотя и до-вольно сильный при низких уровнях дохода). Если результаты задержива-ются, результат, похоже, заключается в том, что доход очень сильно связан с удовлетворенностью жизнью, но слабо связан с эмоциональным благо-получием, по крайней мере выше определенного порога.
Короче говоря, отношения между деньгами и счастьем могут зависеть от того, какую теорию счастья мы принимаем: по взгляду на удовлетворение жизни отношения могут быть сильными; тогда как представления, осно-ванные на воздействии, могут давать гораздо более слабую связь, снова выше некоторого скромного порога. Здесь, опять же, философские взгляды на природу и значение счастья могут сыграть важную роль в понимании эмпирических результатов и их практических результатов. Например, эко-номический рост уже давно является приоритетным для правительств, и выводы о его влиянии на благосостояние людей могут иметь существен-ные последствия для политики.
Важно отметить, что исследования такого характера сосредоточены на ге-нерических тенденциях, а не на конкретных случаях, и нет никаких споров о том, что существуют значительные исключения, в частности, популяции, которые пользуются высоким уровнем счастья на фоне низких уровней ма-териального благополучия. Среди прочего, ряд латиноамериканских стран, масаевских пастухов, охотников-собирателей инуитов и общины амишей зафиксировали очень позитивные результаты в субъективных исследова-ниях благосостояния, иногда выше, чем во многих богатых странах, а мно-гочисленные неофициальные отчеты соответствуют данным . [20] Такие «позитивные выбросы» предполагают, что некоторые общества могут под-держивать высокий уровень счастья с чрезвычайно скромными материаль-ными запасами. Важность денег для счастья может сильно зависеть от то-го, в каком обществе живет человек. Интересный вопрос, особенно в свете общих экологических проблем, заключается в том, насколько уроки таких обществ могут или должны быть перенесены на другие социальные фор-мы, где материальные достижения и счастье в настоящее время более тес-но связаны. Возможно, желательна определенная степень развязки счастья и денег.
Таким образом, роль денег в счастье появляется, на данном этапе, как смешанная сумка, в значительной степени зависящая от того, как мы пред-ставляем себе счастье и какой круг обществ, которые мы рассматриваем. Что же (тогда) больше всего для счастья? В литературе нет окончательного списка основных источников счастья, отчасти потому, что неясно, как их разделить. Но следующие пункты, как правило, принимаются как главные корреляты счастья: отношения, участие в интересных и сложных меро-приятиях, материальная и физическая безопасность, чувство смысла или цели, позитивный взгляд, автономность или контроль. [21] Значительные корреляты могут также включать среди многих других: религию, благое управление, доверие, помощь другим, ценности (например, наличие нема-териальных ценностей), достижение целей, а не отсутствие работы и, воз-можно, также связь с природной средой [22].
Возможно, лучшим одним снимком коррелятов счастья с глобальной точки зрения является исследование Gallup World Poll, ранее отмечавшееся (Diener, Ng et al., 2010). В этом исследовании показатель удовлетворенно-сти жизнью был более тесно связан с материальным процветанием, как от-мечалось выше: доход домашних хозяйств, а также обладание роскошны-ми удобствами и удовлетворение уровнем жизни. Аффективные меры, на-против, наиболее сильно коррелировали с тем, что авторы называют «пси-хосоциальным процветанием»: говорили ли люди о том, что в последний день обращаются с уважением, имея семью и друзей, чтобы рассчитывать, изучать что-то новое, делать то, что они делают лучше всего, и выбирая, как их время было потрачено.
Результаты этих результатов частично зависят от надежности мер. Одним из возможных источников ошибок является то, что это исследование мо-жет преувеличивать взаимосвязь между удовлетворенностью жизнью и материальными достижениями посредством использования шкалы «лест-ницы» для оценки жизни, а лестницы связаны с материальными устремле-ниями. Ошибки могут также возникать из-за значительных искажений, в соответствии с которыми материальные проблемы могут быть легко вы-званы, чем другие важные ценности, например, удалось ли иметь детей; или через различия в позитивных смещениях по уровням дохода (возмож-но, более состоятельные люди, как правило, более «позитивно реагируют», чем более бедные люди). Другой вопрос: адекватно ли меры воздействия отслеживают различные аспекты эмоциональной жизни людей. Однако ре-зультаты примерно согласуются с другими исследованиями (например, Stevenson and Wolfers 2008), поэтому они вряд ли будут полностью арте-фактом инструментов, используемых в этом исследовании [23]. Еще одна неопределенность - это причинно-следственная связь за корреляциями - как корреляты, так и психосоциальное процветание, вызывают счастье; вызывает ли их счастье; являются ли другие факторы причиной обоих; или, как, вероятно, некоторая комбинация из трех.
Подобные проблемы должным образом отмечены, исследование правдо-подобно говорит о том, что в среднем материальный прогресс имеет опре-деленную тенденцию помогать людям лучше получать то, что они хотят в жизни, как это показано в мерах по удовлетворению жизни, в то время как отношения и активизация деятельности важнее для эмоциональных людей жизни. То, что это означает для счастья, зависит от того, какой взгляд на счастье правильный.
4. Важность счастья
4.1 Сомнения в ценности счастья
Если бы вы рассматривали общественное мнение о ценности счастья, по крайней мере, в либеральных западных демократиях, вы, вероятно, нашли бы значительную поддержку в предположении, что счастье - это все, что действительно важно для благосостояния людей. Многие философы на протяжении веков также одобряли такое мнение, обычно предполагая ге-донистическое описание счастья. (Некоторые, как Almeder 2000, иденти-фицировали благополучие со счастьем, понимаемым как удовлетворение жизни.)
Большинство философов, однако, отвергли гедонистические и другие пси-хические состояния, свидетельствующие о благополучии, а вместе с ними и мысль о том, что счастье может быть достаточным для благополучия. [24] (См. Запись о благополучии.) Возражения к теориям психического со-стояния благосостояния, как правило, группируются вокруг двух наборов проблем. Во-первых, широко распространено мнение, что не-ментальные условия нашей жизни имеют значение для благополучия: действительно ли наши семьи любят нас, являются ли наши предполагаемые достижения подлинными, действительно ли то, что мы заботимся о самом деле. Наибо-лее влиятельным возражением такого рода является случай машинного опыта Роберта Нозика, в котором нас просят представить себе устройство виртуальной реальности, которое может идеально имитировать любую ре-альность для своего пользователя, который будет считать, что опыт явля-ется подлинным (Nozick 1974). Не могли бы вы подключиться к такой ма-шине на всю жизнь? Большинство людей этого не сделает, и дело широко принято, чтобы ошеломить психологические состояния благополучия. По-мимо наличия положительных психических состояний, кажется, имеет значение и то, что наша жизнь идет хорошо, и что наше состояние ума со-ответствующим образом связано с тем, как обстоят дела.
Второй набор возражений касается различных способов, которыми счаст-ливый человек мог бы, тем не менее, интуитивно вести бедную или низко-рослую жизнь. Самым влиятельным из этих беспокойств является адапта-ция, когда люди, сталкивающиеся с репрессивными обстоятельствами, снижают свои ожидания и находят удовлетворение в «малых милостях», как выразился Сен. [25] Даже раб мог бы усвоить ценности своих угнета-телей и быть счастливым, и это на самом деле поражает как незавидную жизнь. Связанные с этим беспокойства включают людей с ограниченными возможностями (слепота, синдром Дауна) или выбор вести узкие и тесные или простодушные жизни (например, подсчет лезвий травы). Беспокойство об обедневших жизнях является главным мотиватором аристотелевских теорий благополучия, которые подчеркивают полное и правильное осуще-ствление наших человеческих способностей.
Перед лицом этих и других возражений большинство комментаторов при-шли к выводу, что ни счастья, ни какого-либо другого психического со-стояния не может хватить для благополучия. Философский интерес к сча-стью, следовательно, помечен, поскольку его теоретическое значение ста-новится неясным, если оно не играет главную роль в нашем рассказе о до-бре.
Даже если счастье может оказаться недостаточным для благополучия, само благополучие может быть лишь одним из компонентов хорошей жизни, а не самым важным в этом. Здесь «хорошая жизнь» означает жизнь, которая хороша во всех вещах, принимая во внимание все ценности, которые име-ют значение в жизни, независимо от того, приносят ли они пользу челове-ку или нет. Канта, например, считал мораль и благополучие важными, но отличными элементами хорошей жизни. Но мораль должна быть нашей первоочередной задачей, никогда не быть принесенной в жертву для лич-ного счастья.
На самом деле существует широкий консенсус или почти консенсус среди этических теоретиков о доктрине, которую мы могли бы назвать приорите-том добродетели: широко и грубо говоря, требования добродетели или мо-рали превосходят другие ценности в жизни [26]. Мы должны прежде всего действовать и жить хорошо, или, по крайней мере, не плохо или непра-вильно. Эта точка зрения не нуждается в сильной форме настаивать на том, чтобы мы всегда действовали как можно более добросовестно, или что мо-ральные причины всегда имеют приоритет. Но это означает, по крайней мере, то, что, будучи счастливым, нужно действовать плохо, счастье нуж-но жертвовать. Если было бы неправильно покидать свою семью, в кото-рой вы недовольны, тогда вы должны оставаться недовольными или найти более приемлемые способы поиска счастья.
Основные взгляды во всех трех основных подходах к этической теории - косвентизм, деонтология и этика добродетели - согласуются с той или иной формой приоритета добродетели. В тех случаях, когда эти взгляды в основном различаются, важно не то, насколько важно быть хорошим, но и то, является ли то, что добро обязательно приносит нам пользу. Практи-кующие добродетели склонны отвечать утвердительно, а две другие шко-лы отрицательны. Создание добродетели в благополучии, как это делают аристотелисты, может показаться более требовательной этикой, и в неко-тором роде она это делает. Тем не менее многие деонтологи и последова-тели, особенно Кант-адвокат, более суровые моралистические представле-ния о хорошей жизни, чем Аристотель, когда-либо мечтали (например, Сингер 1972).
Счастье, короче говоря, считается большинством философов недостаточ-ным для благополучия и еще менее важным для хорошей жизни. Кажется, что эти моменты могут ослабить любую существенную роль для счастья в этической мысли. Однако само благополучие по-прежнему рассматривает-ся как центральное понятие в этической мысли, обозначающее один из главных элементов хорошей жизни, даже если не единственный элемент. И есть причины для того, чтобы думать о счастье важно, как практически, так и теоретически, несмотря на беспокойства, отмеченные выше.
5. Стремление к счастью
5.1 Нормативные вопросы
Последний набор вопросов, который мы рассмотрим, сосредоточен на стремле-нии к счастью, как индивидуальному, так и коллективному. В большей части популярной литературы о счастье обсуждается, как сделать себя счастливее, при этом мало внимания уделяется тому, является ли это подходящей целью или как различные средства достижения счастья измеряются с этической точки зрения. В более широком смысле, как, если вообще следует стремиться к сча-стью как части хорошей жизни?
Ранее можно было увидеть , что большинство философов считают счастье вто-ричным по отношению к морали в хорошей жизни. Индивидуальная погоня за счастьем также может подчиняться нормам нравственности, среди которых благоразумие является наиболее очевидным. Пруденциальные нормы не долж-ны быть такими простыми, как «Не стреляйте себе в ногу».
Глядя на более широкие этические, но еще на моральные нормы, можно было бы действовать плохо, не действуя безнравственно или неосмотрительно. В то время как сам Аристотель считал, что действовать плохо, как по своей природе неосмотрительно, его каталог добродетелей поучителен, как и многие из них (остроумие, дружелюбие и т.д.) не то, что мы обычно рассматриваем как нрав-ственных добродетелей. Некоторые морально допустимые методы достижения счастья, тем не менее, могут быть неуместны, поскольку они противоречат та-ким “этическим” добродетелям. Например, они могут быть недостойными или имбецильными.
Внешне добродетельное поведение, совершаемое во имя личного счастья, мо-жет быть, если оно неправильно мотивировано, несовместимо с подлинной добродетельностью. Можно, например, заниматься благотворительностью ис-ключительно для того, чтобы стать счастливее, и действительно упорно тру-диться над тем, чтобы усовершенствовать свою помощь, чтобы максимизиро-вать гедоническую отдачу. Такого рода поведение, очевидно, не будет служить примером добродетеля, сострадания или доброты и действительно может быть обоснованно сочтено презрительным. Точно так же, это может быть восхити-тельно, морально или иначе, быть благодарным за хорошие вещи в своей жиз-ни. Если выражение благодарности становится фальшивым или чисто инстру-ментальным, единственной причиной благодарности является то, что она ста-новится счастливой, а не то, что на самом деле есть за что благодарить, тогда “благодарность” может перестать быть восхитительной и действительно может быть неискренней.
5.2 Ошибки в погоне за счастьем
Другой вопрос в том, какие средства достижения счастья наиболее эффектив-ны. Это в основном эмпирический вопрос, но есть некоторые принципиальные вопросы, которые философские размышления могут информировать. Одно час-то звучащее утверждение, обычно называемое \"парадоксом гедонизма\", заклю-чается в том, что стремление к счастью обречено на провал; чтобы быть счаст-ливым, не стремитесь к счастью. Однако неясно, как интерпретировать это из-речение, чтобы оно было и интересным, и правдивым. Это явно неосторожно, чтобы сделать счастье свое внимание в каждый момент, но сомнительно, что это часто отрицается. Тем не менее, никогда не рассматривая счастье также ка-жется невероятной стратегией стать счастливее. Если вы выбираете среди не-скольких одинаково достойных профессий, и у вас есть веские доказательства того, что некоторые из них сделают вас несчастными, в то время как один из них, вероятно, будет очень полезным, было бы неосмотрительно принимать эту информацию во внимание. Но делать это-значит стремиться к счастью. Так на-зываемый парадокс гедонизма, пожалуй, лучше всего рассматривать как рас-плывчатое предостережение против чрезмерного сосредоточения внимания на том, чтобы сделать себя счастливым, а не полное игнорирование перспектив явно стремящегося к счастью—и для этого скромного момента есть хорошие эмпирические доказательства (Schooler, Ariely et al. 2003, Любомирский 2007).
Что счастье иногда стоит искать не означает, что мы всегда будет делать хоро-шую работу. В последние десятилетия накоплен огромный объем эмпирических данных о различных формах систематической склонности людей к ошибкам в достижении своих интересов, в том числе к счастью. Такие тенденции были предложены в нескольких областях, связанных со стремлением к счастью, в том числе (с недавними опросами):
1.Оценка того, насколько мы счастливы или были в прошлом (Haybron 2007a, 2008c)
2.Предсказание (”прогнозирование\") того, что сделает нас счастливыми (Gilbert 2006)
3.Выбор рационально (Канеман и Тверски 2000,Гилович, Гриффин и др. 2002, Hsee и Hastie 2006)
В соответствующей литературе исследуются издержки и выгоды (якобы) об-легчения достижения счастья за счет расширения возможностей людей; оказы-вается, что больший выбор часто может сделать людей менее счастливыми, на-пример, за счет увеличения бремени обсуждений или вероятности сожаления (Schwartz 2004). Менее обсуждаемым в этом контексте, но весьма актуальным, является большой объем исследований, указывающих на то, что человеческая психология и поведение удивительно склонны к бессознательным социальным и другим ситуационным влияниям, о чем печально сообщается в экспериментах Milgram obedience (Doris 2002). Функционирование человека и стремление к счастью могут быть более глубоко социальными, чем предполагали многие комментаторы.
Вместе взятые, это исследование в значительной степени затрагивает два цен-тральных вопроса в философской литературе: во-первых, широкий характер че-ловеческой природы (например, в каком смысле мы рациональные животные? Как мы должны понимать человеческую автономию?); во-вторых, философские идеалы хорошего общества и хорошего правительства.