Введение (Introduction)
Гуманитарная экспертиза в общественной и технической сферах общества приобретает всё большее значение, при этом, под ней понимается выявление воздействия анализируемого объекта, события, проекта или принимаемого управленческого решения на жизнь человека и общества, их физического, психического и духовного состояния, а также воздействие на социально-политические и экономические отношения, систему ценностей и целей, а также влияние культурных особенностей конкретного общества на реализацию проектов. 
Наступление новой эпохи уже не является только темой футурологических и фантастических прогнозов и сюжетов. Современные научные материалы показывают насколько ускоряется технический процесс эволюции и это актуализирует вопрос о роли человека в дальнейшей её эволюции. Роль гуманитарной экспертизы в отношении различных социальных и технологических сфер в таких условиях должна быть усилена, что требует дальнейших научных исследований и разработок. Осмысление концептуально-методологических оснований гуманитарной экспертизы позволяет обогатить гуманитарное знание и создать особое коммуникативное поле гражданского общества. Наибольший вклад в развитие гуманитарной экспертизы в концептуальном плане внесли П.Д. Тищенко, в части создания контуров идеологии на основе философских оснований гуманитарной экспертизы [1, с. 198-205.], Б. Г. Юдин и В. А. Луков исследуют гуманитарную экспертизу как исследовательский проект [2, с. 197-200], И. И. Ашмарин Б. Г. Юдин предлагают системный взгляд, выделяя объект, субъект, цели и задачи, средства и методы гуманитарной экспертизы [3, с. 76-85.], Г. Л. Тульчинский выступает за необходимость введения в социальную практику гуманитарной экспертизы как социальной технологии [4, с. 38-52.].
Актуальность этой проблемы в социальном плане проявляется в том, что в нашей стране не уделяется должного внимания как социально-экономическим и гуманитарным исследованиям, так и экспертизе социально-экономических и гуманитарных программ и проектов. Так, в перечне критических технологий из 27 технологий только одна частично касается когнитивных технологий. Как отмечают по этому поводу А.Ф. Простов и Б.В. Гагарин, необходимо предусмотреть проведение социально-экономических и гуманитарных исследований на федеральном уровне, в том числе в подготавливаемых государственных программах[5, с. 13-18.].
Теория. (Theory)
В рамках исследований гуманитарной экспертизы авторами статьи были выпущены ряд публикаций по концептуально-методологическим аспектам применения гуманитарной экспертизы систем государственного управления [6, С. 113-116.], социально-политических процессов [7, с. 9-13] и технологических проектов [8, С. 327-333].
В России к этой теме в современном понимании данного понятия начали обращаться в 90-е XX века. В.И. Бакштановский выделяет характеристику «гуманитарная» как направленность реализации решений, опираясь на общечеловеческие ценности, выработанные с течением длительного исторического процесса, а гуманитарная экспертиза представляется как синтез аксиологических и праксеологических подходов к выбору решений различных ситуаций в нравственно-этическом плане в опоре на общечеловеческие ценности [9, с. 5].
И.И. Ашмарин и Б.  Г. Юдин  считают необходимостью выработки общих принципов и средств осуществления гуманитарной экспертизы. Объектами гуманитарной экспертизы, по мнению исследователей, могут быть сущность, формы и тенденции научно-технических и социальных новаций, а также состояние и динамика изменения человеческого потенциала. В качестве результата гуманитарной экспертизы должны быть не только экспертные заключения, но и  создание и поддержание каналов взаимодействия и формирования участников этого взаимодействия, осознающих и умеющих использовать его конструктивные возможности [3]. 
Коллектив исследователей из МГУ им. Ломоносова считают, что исследования в научной области должны сопровождаться гуманитарной экспертизой как систему этико-нормативных подходов,  сориентированных на внутринаучные критерии и на оценку возможных последствий результатов данного исследования. Новое понимание ситуации или проблемы является основным результатом данной экспертизы. Также колелектив выделяет следующие возможные результаты: возможные направления развития; выявление рисков, преимуществ и ограничений предлагаемых решений; понимание ценностных и целевых установок сторон-участниц [10 , с. 8-22.].
Гуманитарную экспертизу G. Skirbekk понимает как многоаспектный процесс диалога с выявлением, обсуждением и согласованием ценностных позиций, а также выработку конкретных решений. Данная концепция тяжело реализуема в связи с необходимостью включения в процесс широкий диалог, во множестве вопросов не позволяющий принимать оптимальные окончательные решения по оценке той или иной технологии или решения [11, р. 308].
Определение методов должно исходить из ее цели, которая предопределяет субъект и объект экспертизы. Важной целью гуманитарной экспертизы является предвидение рисков и последствий внедрения различных проектов и технологий. В этой связи, под «гуманитарным» мы понимаемсферу бытия, где главной мерой является объективно-нравственные основычеловеческого бытия.В отношении технологических проектов и процессов объектом гуманитарной экспертизы могут быть как новые, так и существующие технологии, особенно если они обнаруживают негативные эффекты. Для этого необходимо вести систематическую работу по отслеживанию новых явлений и эффектов, оценивать вновь обнаруживающиеся ее возможности, также и факторы вы¬зываемого ею риска. [9, с. 198].
 По своей сущности, гуманитарная экспертиза опирается на человеческие предикаты и отличается от технической, медицинской и даже этической экспертизы. Междисциплинарный характер гуманитарной экспертизы учитывает более широкий ценностный контекст проектов и технологий. Она оценивает не только средства в их отношении к цели, но и цели в их отношении к общечеловеческим и культурным ценностям, принимая в качестве точек отсчета ценности безопасности, свободы, личностного и общественного развития 
В процессе перехода от концептуально-методологических обоснований к практической реализации гуманитарной экспертизы возникают множество дискуссионных вопросов, в частности институциональная неопределенность реализации экспертизы, отбор наиболее нравственных и профессиональных экспертов, определенность гуманитарной составляющей в инструментарии и результативности процесса оценивания, отсутствие понимания в предмете экспертизы.
Здесь возникает следующий вопрос: кто может выступать в качестве экспертов? Для ответа на этот вопрос, по нашему мнению, можно привлечь несколько концепций, в зависимости от выбора общей идейной платформы, которых, в целом, можно выделить три: идеалистическая, социально-утопическая и утилитарно-прагматической. К первой может быть отнесена теория идеального государства Платона, либо близкие к ней концепции, рассматривающие философа, либо сообщества мудрецов как последнюю инстанцию в вынесении наиболее оптимального решения по каким либо вопросам. 
Социально-утопические концепции (и тяготеющие к ним демократически ориентированные теории) рассматривают в качестве коллективного эксперта народ, призванный к сотрудничеству и соратничеству на ниве общественного блага. 
Утилитарно-прагматические концепции в целом опираются на прагматические теории морали, в рамках которых благо есть то, что способствует общественной пользе в ее материальных измерениях – «добро здесь и сейчас», способствующее выживанию.
Более приемлемой для нас представляется, все же, позиция, объединяющая первую и вторую из упомянутых выше, а именно: круг экспертов должен ограничиваться людьми, выдающимися в нравственном отношении и безупречными в смысле компетентности и профессионализма. Эксперт в данном виде экспертизы, прежде всего характеризуется способностью адекватно выразить интересы, надежды и опасения большинства граждан. Однако, первичный импульс для «включения» экспертной деятельности должен исходить из обнаруженной общественной потребности, когда коллективное обсуждение является некой «лакмусовой бумажкой», выявляющей приоритеты общественных симпатий либо антипатий рассматриваемой экспертами вопросами.
Выделим главные проблемы, с нашей точки зрения, формирования концептуально-методологических основ гуманитарной экспертизы:
1.	Проблема критериев оценки, проистекающей из выбора концептуального основания гуманитарной экспертизы как системы идейных посылок, норм, критериев оценки и методологии проведения;
2.	Проблема механизма и методологиигуманитарной оценки (экспертизы)
3.	Проблема субъекта (субъектов) и объекта (объектов)экспертизы.
Мы должны определить то, что и  кому в первую очередь может дать гуманитарная экспертиза. В этом смысле определение методов должно исходить из  ее цели, которая, в свою очередь, может предопределять субъект и объект экспертизы. 
В чем же тогда должна заключаться экспертиза технологического, если техническое – есть путь, который  выбрало себе человечество?  
В рамках рассмотрения технологических проектов и выделения концептуальных основ экспертизы необходимо выделить особенности технологий, которые основаны на какой-либо новации и затрагивающие бытие человека, его жизненность и жизненное пространство. Вероятно, ввиду этого Б.Г. Юдин и И.И. Ашмарин предлагают в оценке технологических процессов исходить из принципов виновности и бдительности, заключающиеся в потенциальности возникновения угроз, рисков и отсутствием необходимых действий для их предотвращения [3, с. 84].
Данные и методы. (Data and Methods)
Исследование предметной области гуманитарной экспертизы сделано на основе системного подхода. Основные результаты были получены с помощью анализа научно-теоретической, экспертной и аналитической и научно-теоретической литературы.
Безусловной ценностью в теоретико-методологическом основании гуманитарной экспертизы должен являться человек, его свобода и неприкосновенность его внутреннего мира. В этом смысле ненасилие есть, по нашему мнению, основная категория, которая может употребляться в контексте нравственной составляющей концептуальной методологической парадигмы объективно нравственного.
Модель. (Methodsor Model)
В чем же должна заключаться экспертиза технологического, если техническое – есть путь, который  выбрало себе человечество? Для ответа на этот вопрос необходимо определить содержание гуманитарного, которое, в свою очередь, предопределит концептуальность экспертизы.
Концептуальным основанием, по нашему мнению, может являться теория объективно-нравственного как существующего в ментальном пространстве, которое можно обозначить также как «духовное поле», «информационное поле», «коллективное бессознательное», содержащее в себе образы и формы живого, целостного отношения к действительности. Содержанием этого объективно-нравственного являются архетипические по своей природе регулятивы коллективного сознания/бессознательного. Они состоят с одной стороны из четко определенных норм, с другой – данные нормы являются естественными регулятивами душевной жизни. На уровне религиозного сознания это заповеди.
Главной задачей нашей концепции мы видим в оговаривании тех условий допущения существования той или иной технологической новации, проекта, процесса, которые не способствуют разрушению сущности человеческой природы или «природы человеческого». В связи с этим необходимо определить искомую природу. С целью первоначального структурирования, мы можем взять за исходное в этом процессе определения классическую схему, концептуальные основы которой принадлежат  психоанализу, и где сущность человеческого иерархически структурируется на духовное, психическое и телесное. По Фрейду это «Супер эго», «Эго» и «Оно». При этом, все эти уровни-блоки, вероятно гармонично сосуществуют, каждый не выходя за свои границы, не поглощая другие уровни, что можно обозначить словом «целостность». 
Так возможным источником разрушения этой целостности может быть, к примеру, доминирование телесного,-  спекулирующего «Оно». Техника создает условия для подобного спекулятивного раздувания «Оно» если главным аргументом для создания некоего технологического проекта становится комфорт человека. Конечно же, это неправильное, дисгармоничное отношение в структуре человечности, вызванное подменой, происшедшей с сущностной природой человека, когда технико-технологическое вытесняет человеческое из пространства жизненного мира, поскольку становится целью а не средством. Цель определять начинает телесное. Именно так человек превращается в придаток техники, что коренится еще в период возникновения индустриальной экономики и технической цивилизации, когда потребности капиталистического способа производства превратили человека в обслуживающий механизм некоего Агрегата, воплощающего собой такой способ производства, сам смысл существования которого направлен на воспроизводство себя самого через потребности телесно-материального.
Мы можем, опираясь на гуманистическую психологию и употребляя терминологию, введенную Э. Фроммом, говорить о продуктивности как критериии гуманистической этики и, соответственно, рассматривать благо для человека как то, что способствует его, человека, психологическому развитию, в противоположность деградации – контрпродуктивности в данном категориально-концептуальном смысле. Рассмотрению различных форм деструктивности посвящены многие работы Фромма; он же разделяет этику на авторитарную и гуманистическую, при этом, по его мнению, требования авторитарной этики, воплощенные в «заповедях» «не убий», «не гневайся», «не завидуй», «люби ближнего своего» как являются нормами как авторитарной, так и гуманистической этики [12, с.189]. В этом смысле нравственность выступает как нечто объективное – не зависящая от историко-культурного контекста.
Полученные результаты (Results).
В результате обсуждения и сопряжения данных подходов и методов получены следующие результаты. Исходя из вышеизложенной позиции, основным критерием гуманитарной ценности, связанным с психологическим уровнем бытия человека, может быть критерий психологической пользы либо вреда технологий. Категории «пользы-вреда» для психологического мира человека могут здесь, по нашему мнению, успешно использоваться для оценки («экспертизы») технологических проектов и процессов. 
Главным нравственным требованием в контексте гуманитарной экспертизы должно быть уважение к человеку как главному критерию и содержанию нравственной оценки. Безусловное благо как идеальный образец поведения и деятельности есть предоставление человеку как можно более комфортных условий для его самореализации, раскрытию и функционированию всех его сущностных сил. 
Вместе с тем, для определения этих сущностных сил необходимо прояснение природы человека. Последняя выражает себя, вероятно, в том, что более имеет отношение к внутреннему, субъективному плану бытия человека в мире. Благо человека здесь должно расцениваться как впечатление от доброго отношения к человеку, целостное сосуществование всех его потенций и возможностей субъективного бытия. Здесь должно проявляться и нечто объективное, - как некий критерий для субъективного благополучия человека. Конечно же, по большому счету, для целей гуманитарной оценки технологических проектов, процессов, технических инноваций и изобретений мы должны рассматривать в качестве ориентира всю душевно-телесную целостность бытия человека. В этом смысле нравственные регулятивы и нормы как концептуальное обоснование оценки любых нововведений должно держать в качестве ориентира  наличие постоянной взаимосвязи между телесным душевно-духовным уровнями. 
Разработаны также концептуальные основания для гуманитарной оценки. Данным основанием может быть онтологическая концепция нравственности. Каковы же онтологические основания нравственного сознания как основания для гуманитарной оценки? Прежде всего, определение нравственного складывается из понятий норма, ценность, регулятив. Нормы социального сосуществования имеют целесообразный характер по преимуществу, поскольку есть наиболее подходящий способ обще-жития. Так формируются ценности, которые воплощают в себе наиболее приемлемые формы бытия. Вместе с тем, ценности в таком случае приобретают чисто утилитарный характер, и мы приходим к утилитаристкой теории нравственного, которая не до конца отражает онтологичность нравствееного. Ведь ценностно-нормативный характер нравственного вписывается в общий принцип бытия – сохранение частей целым, поскольку последнее несет в себе системный принцип всеобщего взаимоопределения частей, подсказывающего им – частям – наиболее целесообразный вариант развития. Это составляет сущность регулятивов бытия, которые не могут не распространяться и на человеческое бытие. А поскольку человекомерная форма бытия – это бытие прежде всего идеальномерное, то через идеальное и регулируется существование человека. Такими представителями идеального в человеческом сознании (бессознательном) являются архетипично, то есть изначально существующие принципы в сознании принципы, предопределяемые вот этой, упомянутой выше, законосообразностью жизни, которые и поставляют сознанию (коллективному и индивидуальному) нравственные смыслы.
Резюмируя, можно утверждать, что онтологичность нравственного проступает в реальной жизненной слитности нравственного и того, «о чем» оно. А «оно» является «главным» смыслом; оно через этот смысл сверяется с бытием; оно позволяет личности самоосуществиться в своем бытии; оно сверяет тело с духом, где духовность есть преобразованная нравственным усилием пустая, вначале голая онтологичность, приобретающая свое содержание в связи с уже установленными принципами нравственности.
Вместе с тем целесообразность в нравственности как обоснование объективности нравственных норм рассматривается и в других аспектах, как в отечественной, так и в зарубежной философии. Самая общая посылка, на которой базируются рассуждения об основаниях нравственных норм, заключается в том, что нравственные требования отражают объективные закономерности и потребности общественного бытия, конкретнее – совместного существования людей. Но более конкретное рассмотрение состоит в выяснении того, в какой специфической форме отражаются эти потребности. Позиция Канта, изложенная выше, сводит эти требования к достижению цели – блага, цель которого, в свою очередь, заключена в нем самом. То есть объективность нравственного как объективная, а не субъективно полагаемая цель и есть основание нравственного. Но не сталкиваемся ли мы здесь с пресловутым кругом в определении? В морали сама категория цели определяется через долженствование. Например, такая нравственная ценность, как добро, определяется в границах нравственного сознания через категорию должного, где добро есть то, что должно быть и к совершению чего человек должен стремиться. Вообще, это особенность нравственного, когда ценность и долженствование взаимоопределяемы. В этом заключается отчасти объективный, в смысле не-субъектный статус нравственной ценности. Однако здесь возникает другое уточнение. Нравственная норма связана таким же образом с ценностью, но норма есть следование всеобщим требованиям. Нравственная норма, конечно же, может совпадать с наиболее целесообразным в данной ситуации, но целесообразное все же не всегда есть нравственное, а зачастую как раз выражает противоположность прагматически-полезной целесообразности (цель также не всегда оправдывает аморальные (внеморальные) способы ее достижения). Запреты, выступавшие вначале в виде норм (к примеру, норма, запрещающая инцест), предписывают человеку определенные формы поведения, ориентируясь на которые проясняется то, кем человек должен быть, совсем не объясняя, почему он должен таким быть. В этом смысле, даже утверждая объективно данные исторические условия как основание морального требования, защитники этой теории отмечают, что «действительной начальной посылкой нравственного мышления является сама социальная действительность, реально совершающаяся история. Но этот исходный факт моральное сознание осваивает в характерной для него нормативно-ценностной форме» [10, c. 373]. То есть сам факт долженствования как основа для ценности является как бы самоочевидным и заключенным в границах общественной практики. Нравственные отношения, содержащие в себе момент долженствования, сводятся к чистой регулятивности, где регулятивами выступают ценности и нормы, но их онтологическая сущность не проясняется. В предлагаемой концепции индивидуальное и коллективное совмещается в контексте существования подвижных взаимодействий между индивидуальным и коллективным как субъективным и объективным, проходящим по линии идеального и психического, где архетипические принципы как регулятивы и онтологическая основа того и другого составляют содержание и глубоко личностного и социального. 
Заключение
Таким образом, любые новации (проекты) есть факторы риска, причем риск в одних случаях касается широкого круга населения, в других случаях затрагивает достаточно узкий круг людей (специалистов, непосредственно соприкасающихся с данной технологией, либо потенциальные ее потребителей). При этом, риск связывается с потенциальной опасностью для всех уровней бытия человека – телесным, душевным, духовным.
На наш взгляд, перспективы развития гуманитарной экспертизы связаны с реальными шагами на пути к институционализации целостной и автономной гуманитарной экспертизы. Этот процесс предполагает следующие шаги: анализ практики, связанный с гуманитарной экспертизой и разработка её технологии, разработку проектов законодательных актов, связанных с институционализацией экспертизы, апробирование технологий гуманитарной экспертизы и подготовку кадров для ее осуществления [11, С. 199].
Во избежание риска либо его минимизации выдвигается концепция гуманитарной экспертизы технологических проектов. Главным концептуальным основанием такой экспертизы является ценность блага человека как абсолютного ориентира деятельности в рамках технологических процессов. При этом благо выступает как целостность всех уровней бытия человека – духовного, душевного и телесного.  А основной ценностью – свободное самоосуществление человека как раскрытие всех его возможностей в пространстве наиболее оптимальных форм функционирования его субъективного мира.